Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Будни фелолоха

Происшествие на паре: у нас в учебнике было предложение на перевод "В кармане его брюк была дыра". Мои одногруппницы начали смеяться над словом "дыра" и совсем забыли как же это слово перевести на английский. Я же, шутя, подсказала им перевести "дыра" как "cunt". И что вы думаете? Они написали в переводе именно "cunt". Им нужно срочно расширить свой словарный запас.

А ещё был забавный случай. Одногруппница спросила как можно перевести предложение "Он выглядел по-дурацки и бла-бла-бла". С. предложил такой вариант "He looks like a faggot". Одногруппница не знала, что есть такой вариант и поэтому спросила, мол, неужто это идиома из учебника (Черноватый, простигосподи)? Пришлось объснить, что это за идиома.

@темы: Прохладная история

---

2015

1. Сегодня я пойду домой один (2014) — 8/10

2. Морган (2012) — 5/10

3. Гомофобия (2012) — 8/10

4. Перебежчик — 6/10

5. Скажи что-нибудь (1989) — 8/10

6. Секретная служба Санта-Клауса (2011) — 6/10

7. Священник (1994) — 7/10

8. Магия лунного света (2014) — 7/10

9. Шлепни ее, она француженка (2002) — 6/10

10. Бёрдмэн (2014) — 10/10

11. Игра в имитацию (2014) — 7/10

12. Исчезновение Элеанор Ригби: Он (2013) — 7/10

13. Песня для изгоя (2003) — 8/10

14. Молитвы за Бобби (2008) — 7/10

15. Интервью (2014) — 7/10

16. Всё ещё Элис (2014) — 6/10

17. Вселенная Стивена Хокинга (2014) — 8/10

18. Отрочество (2014) — 7/10

19. Читая мысли (2005) — 7/10

20. Просто парень (2002) — 6/10

21. Исчезновение Элеанор Ригби: Она (2013) — 8/10

22. Класс (2007) — 7/10

23. Ив Сен-Лоран (2013) — 7/10

24. Ловец солнца (1996) — 7/10

25. Домашняя работа (2011) — 6/10

26. Гордость (2014) — 7/10

27. Супер Майк (2012) — 6/10

28. Правила жизни французского парня (2013) — 8/10

@темы: Фильмы

---

Фильмы 2014

Фильмы 2014

Первые 100 фильмов

1. Любовь на кончиках пальцев, 2012 - 8/10

2. Париж, я люблю тебя, 2006 - 8/10

3. Римские приключения, 2012 - 9/10

4. Нью-Йорк, я люблю тебя, 2009 - 7/10

5. Далеко по соседству, 2010 - 7/10

6. Один день, 2011 - 9/10

7. Параллельные миры, 2011 - 6/10

8. Цыпленок с черносливом, 2011 - 8/10

9. В доме, 2012 - 7/10

10. Искусство любить, 2011 - 6/10

11. Кэрри, 1976 - 7/10

12. На грани, 2012 - 7/10

13. Карты, деньги, два ствола, 1998 - 10/10

14. Криминальное чтиво, 1994 - 10/10

15. Пролетая над гнездом кукушки, 1975 - 9/10

16. Матрица, 1999 - 9/10

17. Бестолковый, 1995 - 8/10

18. Счастливое число Слевина, 2005 - 10/10

19. Хорошая девочка, 2001 - 6/10

20. Семь, 1995 - 9/10

21. Игра, 1997 - 7/10

22. Слова, 2012 - 7/10

23. Учитель на замену, 2011 - 9/10

24. Волк с Уолл-стрит, 2013 - 10/10

25. Собутыльники, 2013 - 6/10

26. 12 лет рабства, 2013 - 9/10

27. Рок-н-рольщик, 2008 - 7/10

28. Совершенный мир, 1993 - 8/10

29. Бойфренд из будущего, 2013 - 8/10

30. Невероятная жизнь Уолтера Митти, 2013 - 8/10

31. Как украсть небоскреб, 2011 - 7/10

32. Притворись моей женой, 2011 - 6/10

33. Судья Дредд, 2012 - 6/10

34. Золотая молодежь, 2003 - 6/10

35. Механик, 2010 - 7/10

36. Воин, 2011 - 9/10

37. Воды слонам, 2011 - 7/10

38. Общество мертвых поэтов, 1989 - 10/10

39. Внутри Льюина Дэвиса, 2013 - 9/10

40. Конец света 2013: Апокалипсис по-голливудски, 2013 - 7/10

41. Джона Хекс, 2010 - 5/10

42. Добро пожаловать в капкан, 2012 - 7/10

43. Способный ученик, 1997 - 7/10

44. Дикий, дикий Запад, 1999 - 4/10

45. Мальчишник в Вегасе, 2009 - 8/10

46. Близость, 2004 - 8/10

47. Убей своих любимых, 2013 - 7/10

48. Бартон Финк, 1991 - 8/10

49. Мисс Петтигрю, 2007 - 7/10

50. Мне бы в небо, 2009 - 8/10

51. Лекарство, 1995 - 8/10

52. Правила виноделов, 1999 - 7/10

53. Трудности перевода, 2003 - 8/10

54. Молчание моря, 2004 - 9/10

55. Маленькая мисс Счастье, 2006 - 9/10

56. Всегда говори «ДА», 2008 - 8/10

57. Из 13 в 30, 2004 - 6/10

58. Свет вокруг, 2005 - 7/10

59. Полу-Нельсон, 2006 - 6/10

60. Это очень забавная история, 2010 - 7/20

61. Законопослушный гражданин, 2009 - 7/10

62. Новый Человек-паук: Высокое напряжение, 2014 - 8/10

63. Святые из Бундока, 1999 - 8/10

64. Воровка книг, 2013 - 8/10

65. Люди Икс: Дни минувшего будущего, 2014

66. Козырные тузы, 2006 - 7/10

67. Окно во двор, 1954 - 10/10

68. Одиннадцать друзей Оушена, 2001 - 8/10

69. Двенадцать друзей Оушена, 2004 - 6/10

70. Тринадцать друзей Оушена, 2007 - 8/10

71. Отель «Гранд Будапешт», 2014 - 9/10

72. Психо, 1960 - 10/10

73. Город грехов, 2005 - 10/10

74. Меня зовут Кхан, 2010 - 8/10

75. Я – Сэм, 2001 - 9/10

76. Афера, 1973 - 7/10

77. Афера по-американски, 2013 - 7/10

78. Субмарина, 2010 - 7/10

79. Казино, 1995 - 9/10

80. Стражи Галактики, 2014 9/10

81. Любовь и другие лекарства, 2010 - 6/10

82. Пурпурная роза Каира, 1985 - 10/10

83. Будучи там, 1979 - 8/10

84. Двадцать одно, 2008 - 6/10

85. Элитное общество, 2013 - 6/10

86. Старикам тут не место, 2007 - 9/10

87. Невидимая сторона, 2009 - 7/10

89. Ребекка, 1940 - 9/10

90. Она, 2013 - 9/10

91. Это случилось однажды ночью, 1934 - 9/10

92. Собачий полдень, 1975 - 8/10

93. Драйв, 2011 - 8/10

94. Головокружение, 1958 - 9/10

95. Веревка, 1948 - 8/10

96. 8½, 1963 - 9/10

97. Капитан Америка: Зимний Солдат, 2014 - 7/10

98. Сэлинджер, 2013 - 6/10

99. Ночь на Земле, 1991 - 9/10

100. Дорога перемен, 2008 - 8/10

101. Обыкновенное сердце, 2014 - 8/10

102. Застрял в любви, 2012 - 8/10

103. Только представь, 2012 - 7/10

104. Начинающие, 2010 - 8/10

105. Сломленные, 2012 - 10/10

106. Персонаж, 2006 - 7/10

107. Дело в тебе, 2013 - 5/10

108. Страна садов, 2003 - 6/10

109. Жизнь в розовом цвете, 2007 - 7/10

110. Кабаре, 1972 - 8/10

111. Элизабеттаун, 2005 - 7/10

112. На север через северо-запад, 1959 - 7/10

113. Нежность, 2011 - 7/10

114. Смертельное оскорбление, 2010 - 6/10

115. Фрэнк, 2013 - 7/10

116. Интерстеллар, 2014

117. Предложение, 2009 - 6/10

118. Одержимость, 2013 - 10/10

119. Стрингер, 2013 - 8/10

120. Призрачный патруль, 2013 - 7/10

121. Люси, 2014 - 6/10

Последний фильм: Реальная любовь

запись создана: 04.01.2014 в 15:44

@темы: Фильмы, Прохладная история

---

2014

Сам год был не такой уж и плохой, но кончился ужасно.

Но для итога этого недостаточно, лучше рассказать об этом годе с помощью стандартной анкеты:

Настроение: подавленное

Ощущение: уныние

Увлечение: История (Вторя мировая)

Открытие: видео-блоггеры, которые рассказывают о науке

Несбывшаяся мечта: много чего, но хуже всего -- я так и не поборола лень

Сбывшаяся мечта: собака

Разочарование: Дни минувшего будущего!!1

Напиток: портвейн (от которого до сих пор блевать тянет)

Блюдо: бутер с колбасой

Игра: Dishonored

Песня: Blue Swede – Hooked on a Feeling

Исполнитель: Interpol

Сериал: Бесстыдники (US)

На самом деле в анкете пунктов побольше, но я не нашла чего написать.

Зато откопала планы на этот год. Подведу итоги и по нему:

1. Начать учиться.

Всё плохо.

2. Побольше гулять по городу.

К концу года я по городу не гуляла, в начале же исследовала свой городишко по пьяни.

3. Завести больше знакомств.

4. Привести в порядок финансы.

Всё пошло прахом после поломки телефона. Пришлось покупать новый. Денег нет.

5. Как обычно - сбросить пару кило и начать заниматься спортом.

Хоть в этом я достигла успеха. Последний месяц немножко тренировалась и правильно питалась.

6. Бороться с пессимизмом, который я называю реализмом.

В следующем году мне бы хотелось систематизировать свою жизнь, разобраться в приоритетах; найти работу; больше успевать. И всё такое.

@темы: Прохладная история

---

Название:

Жанр: Zombie Apocalypse AU

Рейтинг: PG-13

Персонажи: Чальз Ксавье, Эрик Леншерр

Размер: 1 750 слов

Саммари: Исполнение на заявку с Однострочников. Б12-20 Зомби-апокалипсис, Эрик, пытающийся построить новое общество, находит Чарльза, спивающегося и колющегося, как в начале ДМБ, потому что в коляске от зомби не уехать, а мозгов у них нет, и пытается привести в чувство.

Предупреждения: ООС.

Эрик не любил большие заброшенные дома. Во-первых, они могли кишеть всякой дрянью вроде зомбаков, во-вторых они могли кишеть всякой дранью вроде агрессивных людей с пушками.
— Ладно, — решил Эрик, — придется проверить этот домишко.
Запасов у него осталось совсем немного, металл не везде найдешь, да и живот, гад такой, рычит уже на всю округу. А это местечко даже безопасным кажется: по пути не было стай зомби, только всякие рухляди поодиночке. Эрик с ними быстро разобрался, даже не повеселился толком.
Значит, заходит он, то есть Эрик, в дом. Нет же, какой это дом? Это — особняк. Здоровый такой особнячок, ну прямо-таки идеальная база для мутантов, выживших в этом аду. Если здесь, конечно, нет всяких дураков с оружием. Вот только такие бы уже давно оборону выставили или получше укрепили дверь. Здесь что-то нечисто, наверняка добрый десяток зомби ждет его внутри, будто бы он чертов десерт.
— А самому-то тоже жрать охота, — говорит себе Эрик. — Но в первую очередь нужно поискать запасы оружия.
И, значит, стоит Эрик посреди подранного коридорчика с вытянутой рукой, точно дурак, честное слово. Прощупываются какие-то трубы-трубы-трубы, мелкие бесформенные железяки, трубы-трубы-трубы, опять железяки, но на этот раз внушительных размеров (должно быть, кухня). Хлам, короче. Второй этаж тоже был полон труб и всяких там мелких железных предметов, Эрик толком не останавливается на них, он то знает, что огнестрельное таким не бывает. Но всё же кое-что он заметил и готов был поклясться, что это гладкоствольная красотка Беретта и она, совершенно точно, валялась где-то на полу. Каковы шансы, что рядышком не бродит какой-то пустоголовый хозяин? Потому что такую детку на полу никто другой не оставит. Пушки Эрик любит, что уж говорить.
— Что ж, — говорит он себе. — Ружье здесь есть, а как на счет пожрать? Еды в таких-то домищах обычно завались.

Кухня была здоровая, как и положено кухням в особняках. И стол огромный, куча всяких шкафчиков, а в них разные вилочки-ложечки, точно приличные люди тут жили. И холодильник просто обалдеть какой огромный, только вот оказался пустым, хоть вместо мыши вешайся.
Эрик положил свой рюкзак на стул (не на стол же, Эрик тоже приличный), а сам полазил по шкафчикам и даже нашел вонючие рыбные консервы. Что же, сойдет. Всяко лучше, чем с голоду помирать. И хоть в кои-то веки поест за столом, точно как в старые добрые времена.
Значит, сидит Эрик, смакует консервами, как слышит шум. Уж эти твари даже поесть не дадут, можно сказать, последним ужином насладиться. Но Эрик и сам понимает, что такое голод. Так и быть, в этот раз всё сделает быстро и по-тихому. Ножей, вилок и всякого такого острого здесь предостаточно, думает Эрик, а этим можно легко башку продырявить.
— Да-а, этот особнячок точно идеальное место, — тихо говорит себе Эрик.
И тут-то дверь открывается — понимаете? — открывается. Никто не скребся в неё, и потом не грыз, и не ломился. Кто-то ухватился за ручку и просто её открыл. Эрик жуть как расстроился, с чего он вообще решил, что такой отличный домишко пустовать будет? А Эрик уже размечтался, как это местечко оживить. Ну, всё элементарно: поставить хорошую охранную систему при дворе, и окна на первом этаже обязательно забить, и укрепить крышу и входные двери (лучше всего металлом). И мутантов бы сюда, да побольше. Придется ходить в разведку или машину найти, хотя здесь должен быть гараж, ведь такой отличный особнячок. Честное слово, Эрик с радостью бы остался здесь и порядок навел.
И вдруг этот кто-то, ещё не отрыв дверь полностью, говорит шепотом:
— Хэнк?
А Эрик думает, может, прижучить этого сопляка и дело с концом? Ружье он только одно заметил.
— Генри? — на этот раз громче.
Вот, значит, Эрик продолжает молчать, а в дверь просовывается — не поверите — бита! Деревянная такая бита. Во дела. Эрик точно обалдел, ничего не скажешь. Даже упустил тот момент, когда в кухню зашел тот самый сопляк. Ну, как оказалось, на вид вовсе и не сопляк, скорее пьянчуга из 70-х. Такой потрепанный и не как Эрик-бродяга, а как будто тело износилось, не одежда; а волосы аж до подбородка, будто бы он не боится, что вши появятся, и щетина есть, но не бороденка, значит, бритва имеется; и глаза влажные, с красными веками и тяжелыми мешками. Ну честное слово, перед Эриком пьянчуга из 70-х.
— Что ты делаешь? — спрашивает пьянчуга.
— Жру, — отвечает Эрик и смотрит на него, будто бы тоже спрашивает, ты что, дурак, сам не видишь?
Пьянчуга весь дрожит, но не сказать, что от страха, скорее потому что еле на ногах стоит.
— Меня зовут Чарльз Ксавье, — говорит. — Это мой дом. И консервы.
— Ага, — отвечает Эрик. Но взгляда не отводит, вдруг перед ним псих какой-то. Битой прибьет, как мертвяка какого-то. Уж такой кончины он точно не заслуживает, честное слово.
— А ты? — спрашивает Чарльз Ксавье.
— Ты бы положил эту опасную штуку, Чарльз, — говорит Эрик. — Тогда и поговорим.
А сам-то нож наготове держит.
— Но ты ведь не с пустыми руками, — и не спрашивает, а утверждает.
Эрик и виду не подал, только показал свои руки с жирными от рыбы пальцами. Мол, вот, гляди-ка. Руки-то пустые.
— Думаешь, я не знаю, что ты мутант, — говорит Чарльз и указательным пальцем по правому виску стучит.
— И ты? — спрашивает Эрик.
— И я.
— Я вот магнитными полями управляю, — говорит Эрик. — А у тебя какие выкрутасы?
— Телепатия, — отвечает Чарльз.
А сам-то на ногах еле держится, честное слово, сейчас упадет. И Эрик думает, мол, был бы этот Чарльз человеком, то уже давно валялся у этой двери с вилкой в своем правом виске.
— Мне тут помощь нужна, в обмен можешь хоть все консервы в доме съесть, — говорит Чарльз.
Эрик вообще-то честный до чертиков, мог бы одним махом этого Чарльза прибить и все вонючие консервы без всякого разрешения и поручений выжрать. Но Эрик же сама честность, поэтому он просто кивнул и спросил:
— Что-то сложное?
— Да так. Одного поехавшего прибить.
Вот тебе на! Поехавшего? Этот Чарльз в изоляции жил что ли?
— Зомби?
— Точно, — говорит Чарльз, уже даже биту поставил у стены. — У меня в подвале сидит. Сейчас там заперто.
— Чего ж ты сам не замочишь его?
Ага, он в подвал, а там куча зомби и всё такое. Эрик не дурак, тут точно что-то не то.
— Это моя сестра, — говорит. — У меня духу не хватает. Даже спуститься туда не могу.
Эрик сочувственно присвистнул.
— А ещё консервы есть? — деликатно спрашивает он.
— В бомбоубежище есть ещё.
Надо же, вот так домишко, тут ещё и бомбоубежище есть!

Этот Чарльз Ксавье предложил подняться наверх по ружье, но Эрик и без него справится — патроны нужно беречь. Так что он запасся ножами, ещё фонарик прихватил и не забыл рюкзак, вдруг придется бежать.
Чарльз шел впереди, хотя такое ходьбой не назовешь. Короче, хромал он жутко, будто бы вот-вот с ног свалится. Эрик же привык ходить быстро, попусту время не терять.
Подвал был рядом, они прошли небольшую гостиную и коридорчик, вот в нем то и была дверь туда. Эрик в который раз удивился размерам особнякам. Вот так домишко, как здесь можно одному жить?
— Здесь была лаборатория моего друга, — вдруг говорит Чарльз, будто бы это что-то увлекательно-интересное.
— Вот значит как, — отвечает Эрик. — Мне замок самому открывать?
— Да, — говорит. — И — без всяких подстав — я буду стоять здесь и ждать.
Эрик нащупал шестеренки в замке и повернул. Дверь приоткрылась. Внутри было как-то неестественно тихо, зомби же обычно шипят или зубами стучат. Вот так: клац-клац. Эрик включил фонарик и начал спускаться вниз. Лаборатория была не шибко большой, Эрик ожидал размеров побольше. В таком-то доме.
Поехавший, как их называет Чарльз, лежал привязанный на хирургическом столе. Эрик совсем немного обалдел, потому что у зомби были желтые глаза, не белые, как обычно, да ещё и кожа синяя, с чешуйками. Мутантов, пусть и зомби, Эрик убивать не любил, ему было жуть как неприятно.
Эрик достал нож и подошел ближе, даже немного полюбовался необычностью сестры Чарльза, точно как редкой птичкой. Да уж, убивать такую совсем не хотелось. А она вдруг дернулась, зашипела и попыталась вырваться. Эрик всё думал, куда ножом бить. Можно просто между глаз, чтоб со вкусом, или в ухо, тогда даже раны не заметно, или в висок, но тогда кровищи будет целое море. Эрик придержал сестренку за челюсть, чтобы вдруг не укусила и запихнул нож в ухо, да так, что только рукоять торчала. А узоры на ней прямо-таки прелестные, всякие цветочки и завитушки.
— Я всё, — крикнул Эрик.
— А ты, ты… — говорит Чарльз. — Видишь стол?
Эрик посветил фонариком на небольшой деревянный столик.
— Вижу.
— А на нем лежат ампулы с желтоватым раствором? Или, может, такой черный футляр?
— Футляр.
— Захвати-ка его, Эрик.
— Захвачу.
А ведь имени своего он не называл.

Когда Эрик вернулся, то Чарльз не стоял, а сидел на полу.
— Дай сюда футляр, пожалуйста, — говорит.
Надо же, ни тебе «спасибо» или «приятного аппетита, наслаждайся консервами». Эрик не обиделся, только отдал ему этот чертов футляр. Нет, даже не так, Чарльз выхватил этот чертов футляр.
Внутри — шприц и три ампулки. Чарльз чертыхнулся, мол, как мало. Эрик спросил:
— Что это?
— Сыворотка от мутации.
— На какой черт она тебе? — честное слово, Эрик страх как разозлился. Такого он ещё не видел, чтобы кто-то отказывался от дара. Сейчас людишки как мухи мрут, только мутанты выживают. Ну что же, привет, старина Дарвин.
— Я вроде как паралитик, понимаешь? — говорит Чарльз. — В кресле от поехавших не укатишь. А эта штука помогает мне стать на ноги, пусть и за небольшую жертву.
— Небольшая жертва? Да ты же только сидишь в этом особнячке — и знаешь что? Ни одного раненого в башку зомбака я здесь не заметил. Ну, кроме твоей сестренки.
— Не говори так, ладно?
— Вот скажи честно, я туда ходил по этот яд или чтобы ты действительно не трусил из-за сестры?
Чарльз не ответил, только зарядил шприц жидкостью из ампулы и закатал рукав — это же точно как самому себе голову отрезать.
— Раньше я жил здесь не один, а со своим другом Генри, — говорит. — Мы вместе оборонялись и всё такое. Он, вообще-то, чёртов гений. Хотел придумать лекарство, чтобы люди не обращались в поехавших. Моя сестра не выжила, но разрешила использовать себя для экспериментов…
И бла-бла-бла. Чарльз поболтать без толку любит. Эрик его перебил:
— А теперь-то что?
— Ну, я один. Генри ушел по припасы и не вернулся. И меня тут только половина, — показывает на свои ноги. — На какой черт мне телепатия, если у зомби нет мозгов, а?
— Но ты же не один, Чарльз.
Чарльз даже на пол положил свой шприц. Что уж скажешь, Эрик убеждать умеет. Одной фразой наповал.
— Что ты хочешь этим сказать? — говорит.
— Нам, мутантам, нужно держаться вместе, — отвечает Эрик. — Этот чертов апокалипсис как шанс избавиться от лишнего груза, понимаешь? Слабые отсеиваются.
— Вот ты как думаешь.
Не-ет, Эрик точно знает. У него было время подумать.
— Знаешь, я бы не сказал, что в восторге от тебя, — говорит он. — Ты совсем не душка. А вот особнячок твой мне жуть как нравится. Честное слово, я бы здесь с радостью остановился.
— Ага, ещё скажи, что мы здесь обустроим базу для выживших мутантов имени профессора Ксавье.

— Нет, почему же. Я полагал, что на табличке будет красоваться мое имя.

@темы: Тексты, Slash is All Around, Mutants Actually

---

Название: Как ужиться с желтым цветом

Жанр: AU

Рейтинг: G

Персонажи: Чальз Ксавье, Эрик Леншерр, Шерон Ксавье, безымянный отец Эрика

Размер: 4 700 слов

Саммари: Второе исполнение на заявку с Однострочников. Б12-11 Школьное АУ без способностей. Эрик/Чарльз. Отец школьного хулигана Эрика женится на матери Чарльза. Чарльз получает образование дома, т.к. у него расстройство психики, из-за чего он боится многих вещей и людей, но не опасен для окружающих, матери в принципе нет до него дела. Чарльз же не страдает, а считает себя достаточно счастливым человеком, ему нравится быть дома, заниматься домашними делами, да и вообще он очень наивен. Сначала неприятие Эрика и жестокие насмешки, потом сближение, нежность и флафф. Желательно описание чувств Эрика, но не от первого лица. ХЭ.

Предупреждения: У Чарльза аутизм, ООС.

Чарльз сидел на пуфике у окна и наблюдал за улицей. Его коленки упирались в мягкую подушку, оставляя вмятины. Шерон часто говорила ему, чтобы он не портил мебель, но ведь сидеть вот так было очень удобно. И к тому же у него было невероятно ответственное задание: сообщить ей, когда мистер Леншерр и его сын Эрик приедут.

Его мать выйдет замуж за мистера Леншерра. Так что скоро он вместе с сыном переедет к ним в дом. Вообще-то, Чарльз даже не видел этого Эрика, из-за чего он его немного побаивался, ведь Эрик мог оказаться нехорошим типом. То есть подшучивать над Чарльзом, толкаться и обзывать теми словами, от которых становилось больно в груди.

Чарльз знал, что мистер Леншерр водит медленно и аккуратно, потому что недавно купил свою машину. Однажды он признался Шерон, что всегда мечтал о синем «Форде», а ещё о такой милой жене (тогда мать захихикала, хотя ничего смешного в этой фразе не было). И всё же Чарльз считает синий очень приятным цветом. И на то было несколько причин.

Во-первых, вода в океане обычно синяя. А Чарльз любит океан и всяких существ, которые там обитают.

Во-вторых, в хорошую погоду небо синее. А Чарльз любит солнце и чистое-чистое небо (это когда нет ни одной тучи).

В-третьих, его глаза тоже синие. Чарльзу говорили, что они у него волшебно красивы. И он верил, хоть и не совсем понимал, что значит «волшебно красивый». Волшебства ведь не существует.

Чарльз привык знать точное время, поэтому он посмотрел на часы. Они показывали 18:13, а это означало, что мистер Леншерр и его сын Эрик опаздывают на 13 минут. Чарльз ждал их с 17:54, а это означало, что он сидит здесь уже 19 минут. За это время мимо их дома проехало две машины: одна была желтая (Чарльзу не нравился желтый), а другая — черная (к этому цвету он относился нейтрально). Больше ничего не происходило.

Через две минуты, то есть в 18:15, Чарльз увидел, как к их дому подъезжает синяя машина марки «Форд». И она точно принадлежала мистеру Леншерру.

— Мам, — сказал Чарльз, — я вижу машину мистера Леншерра.

— Спасибо, — ответила она ему.

Сегодня Шерон надела синее платье-футляр. Но не такое синее, как небо в хорошую погоду или вода на карте или глаза Чарльза, а темно-синее, как космический корабль Доктора ТАРДИС (он выглядел как телефонная будка для вызова полиции). Чарльз сам помогал ей выбирать наряд, хотя совсем в этом не разбирался, но мама сказала, что ей нужен совет мужчины.

В дверь постучали через одну минуту, то есть в 18:16. Мистер Леншерр и его сын Эрик опоздали на 16 минут. Чарльз читал, что по этикету это неприемлемо.

Эрик возненавидел свою мачеху и её сынка почти мгновенно.

Перед всем этим, ещё в машине, отец назвал его «дружище» и сказал что-то типа «давай начнем жизнь с чистого листа» и «я никогда не забуду твою мать» и «я не ищу ей замену, просто мне нужна поддержка». Эрик понял лишь одно: его жизнь действительно изменится, и далеко не в лучшую сторону.

Шерон открыла дверь и при этом сладко-присладко улыбалась им. И первым же делом она полезла «слюнявиться»: поцеловала отца в губы с противным чмокающим звуком (ну хоть без языка). Эрика чуть не вырвало прямо на пороге этого поганого дома, но он только пренебрежительно скривился, мол, смотрите, я этому совсем не рад. А потом она подошла и к самому Эрику, чтобы замазать помадой и слюней его щеку. Ну, а он просто сама любезность, хоть по виду и не скажешь.

— Привет, Эрик, — сказала Шерон. — Рада тебя видеть в своем — скоро уже нашем — доме.

— Здрасьте, — равнодушно ответил он и получил незаметный тычок от отца за эдакую невежливость.

— Это Чарльз, — она показала рукой на того самого Чарльза, который теперь стоял у двери в столовую. — Он мой сын.

— Ага, — кивнул Эрик. — Чарльз.

Чарльз решил не подходить близко к ним, ведь он совсем ничего не знал о сыне мистера Леншерра. Ну, кроме имени. Эрик считался незнакомцем. В присутствии незнакомцев Чарльзу бывало страшно, и голова казалась тяжеленной, и ему приходилось закрывать глаза, чтобы представить, будто бы в комнате он один и никого рядом нет. Вот только сейчас Чарльз не мог закрыть глаза, потому что это рассердит маму и она начнет кричать. А криков он совершенно не выносил.

— Чарльз, не зависай, — сказала Шерон.

Она часто говорила ему «не зависай» или «грузись быстрее», из-за чего Чарльз представлял себя компьютером или даже роботом. Ему хотелось выключиться, точно как ноутбук, когда заряд батареи заканчивается. Но Чарльз только еле слышно пролепетал:

— Здравствуйте, мистер Леншерр. И Эрик.

— Привет, Чарльз. Как дела? — сказал мистер Леншерр.

Чарльз не знал, что ответить, потому что когда люди спрашивают у тебя «Как дела?» они не всегда имеют в виду общее положение дел. Часто это просто повод потрепаться (так говорила мама), а Чарльз не умел «трепаться». Так что он спросил:

— Что вы имеете в виду?

Эрик негромко хохотнул, за что отец пихнул его локтем.

— Я хотел бы узнать, как ты себя чувствуешь, Чарльз?

— Плохо.

— Надо же. Почему?

— Вы пришли позже аж на 16 минут. Мне не нравится, когда ужин начинается не вовремя. Знаете ли, это неприемлемо вот так вот опаздывать.

Вот так номер, Эрик и его отец точно очумели, а Шерон даже заметно покраснела (у неё горело лицо от стыда, но она и виду не подала). Они недолго стояли такие обалдевшие, а потом Шерон, наконец-то, заговорила, чтобы пригласить всех к столу.

В столовой стоял небольшой стол с не очень аппетитными на вид яствами. Всякие диетические салаты и закуски на шпажках. Вообще-то Эрик пришел сюда нормально пожрать. Его отец умеет готовить только полуфабрикаты да яичницу, и потому Эрик не мог вспомнить, когда ел что-то кроме лапши из китайского ресторана, яичницы и котлет из соседнего супермаркета. Похоже, что и здесь его ждал облом с едой.

Шерон всё носилась на кухню за всякой ерундой. И это напугало Чарльза, потому что он оказался в компании незнакомца-Эрика и мистера Леншерра, которого тоже почти и не знал. Так что Чарльз наконец-то закрыл глаза и представил себя единственным человеком в этой комнате, доме, на Земле. И это было замечательно, он был в безопасности.

— Чарльз! — мама не любила, когда Чарльз представлял себя одним. — Только не за столом, пожалуйста.

По правде говоря, Эрику было не до приколов, но подобные странности его веселили. Особенно ему понравился обеспокоенный вид отца, который вечно поглядывал то на Чарльза, то на эту Шерон.

— Ничего страшного, Шерон, — успокаивающе сказал отец. — Не стоило оставлять его с нами. Он же говорил, что не совсем доверяет мне.

Шерон посмотрела на него взглядом, который обозначал «не учи меня, как нужно воспитывать сына».

— У меня здесь пюре, — сказала она. — Чарльз, ты ведь любишь пюре.

— Да, — ответил Чарльз, пюре он и в самом деле любил.

— Я тоже люблю пюре, — сказал мистер Леншерр, хотя к нему никто не обращался. — А ещё я так голоден, что у меня аж слюни текут!

На самом деле он лгал, никаких текущих слюней Чарльз не заметил. Это его озадачило.

Шерон от энтузиазма навалила каждому огромезную порцию какого-то гадкого пюре с комочками. Отец с аппетитом лопал эту дрянь, а вот Эрик только шумно выдохнул и принялся разглядывать остальные блюда, вдруг найдется что-нибудь посъедобней. Ну ещё бы, Шерон сама воротила нос от своей стряпни. Да и Чарльз тоже толком не ел, точнее, он делал это невозможно медленно. Эрику показалось, что Чарльз разжевывает каждую гребаную ложку пюре по сто раз.

Первый семейный ужин проходил в неловком молчании. Неловкое молчание — это когда людям есть что сказать друг другу, но по каким-то причинам они молчат или пытаются обсуждать пустяковые темы. Только вот Чарльз не испытывал никакой неловкости, потому что во время приема пищи он всегда молчит.

Даже десерт (а это был шоколадный торт из кондитерской) никого не ободрил. Все так и сидели, уставившись в свои тарелки и ковыряясь в еде.

После ужина Шерон предложила посмотреть фильм, но в 19:00 начнется какой-то дурацкий сериал про пришельца из космоса, а Чарльз никогда не пропускает его: принимает свои таблетки и сидит перед телевизором в ожидании шоу. Шерон пришлось выдумывать, чем занять себя и гостей. Сейчас можно убрать со стола, а потом попробовать уговорить Чарльза посмотреть телевизор вместе (лишь бы он не начал истерить из-за своего глупого страха перед незнакомыми людьми).

Отец попросил Эрика помочь ей, но тот только хмыкнул. И тогда она сказала:

— Эрик, иди в гостиную к Чарльзу. А если не хочешь, то подожди немного, и я покажу тебе твою будущую комнату и дом в целом.

Вот здорово, таскаться по комнатам с мачехой или торчать у ящика с жуть каким странным Чарльзом. Эрик выбрал второе, потому что тогда не обязательно быть притворно вежливым (будто бы он был). Видно же, что этот Чарльз тоже не шибко рад предстоящему объединению семей.

— Эрик, — позвал его отец. — Ты… не разговаривай и не прикасайся к нему.

Просьба, конечно, чудная. Только вот Эрик не собирался по-дружески болтать с этим ненормальным, а уж тем более трогать его.

******

Гостиная была обставлена довольно-таки скромно. Всего-то узкий диванчик недалеко от окна, напротив стоял телек (ну хоть плазма), за ним шкаф для всякого хлама; а на стенах кривовато висели две картины с морским пейзажем. Эрик вовсе не перфекционист или что-то типа того, но не выдержал и поправил одну из этих картинок. Чарльз это заметил и будто бы с ума сошел: закрыл глаза руками, начал стенать и махать головой в стороны. Эрик обалдел от таких закидонов и не сразу понял, что же не так. Всего-то чертову картину поправил, а шуму, словно он разгромил всю комнату. Отец мигом прибежал и начал что-то орать про «ужасного, ужасного негодяя» и «я же просил тебя». Чарльз теперь закрывал не глаза, а уши, точно пытался оградиться от шума. Эрику осточертела эта псевдо-драма и он вернул картину в прежнее положение. Вот только Чарльз ничего не видел, всё стенал и раскачивался. Потом пришла Шерон, тяжело вздохнула и попросила всех заткнуться. Она включила телевизор и сказала:

— Уже семь часов, Чарльз.

Тогда Чарльз наконец-то успокоился, перестал так дико себя вести и уставился в экран, будто бы ничего и не произошло.

Отец и мачеха вытаращились на Эрика и так укорительно-осуждающе, а он всего-то поправил картину!

— Эрик, — сказала Шерон. — Пойдем, я покажу тебе дом.

Но Шерон не водила его по комнатам, а только отвела на крыльцо дома, уселась на ступеньку и закурила. Надо же, Эрик и не знал, что она курит. Он стоял рядом, сложив руки на груди (это его типичная закрытая поза) и облокотившись на колонну. По правде говоря, ему совсем не хотелось говорить с мачехой. Эрик ужасно раздражался только от мысли об этом, а потом ещё и гневался на себя. Он чувствовал себя предателем, будто мама могла бы осудить его.

Наконец-то Шерон начала:

— Как ты заметил, Чарльз не совсем обычный ребенок.

А Эрик только угукнул.

— Твой отец ничего тебе не рассказывал?

В этот раз Эрик утвердительно замычал.

— У Чарльза аутизм, — Шерон сделала паузу, словно надеялась на яркую-бурную реакцию, но Эрик молчал. Тогда она продолжила:

— Из-за этого ты и твой отец переезжаете к нам, а не наоборот. Ты же трогал картину с морем в гостиной?

Эрик что-то буркнул в знак согласия.

— Он не выносит перемен. По крайней мере, если его не предупредить об этом. Вам с отцом придется некоторое время приходить сюда хотя бы раз в неделю, чтобы Чарльз хоть немного привык к тебе. Ты хочешь знать что-нибудь ещё?

Эрик отрицательно замотал головой, а потом сообразил, что на улице вообще-то темень и никто может увидеть его попыток не разговаривать.

— Неа, — решился ответить он.

— Тогда иди в дом, — равнодушным тоном сказала Шерон. — Надеюсь, он привыкнет к тебе так же быстро, как к твоему отцу.

А это уж вряд ли, он совсем не похож на отца.

Домой, то есть туда, где они временно жили до тех пор, пока Чарльз не привыкнет к его присутствию, Эрик с отцом доехали, не промолвив ни одного словечка. Эрик никогда не понимал, как тишина может витать в воздухе или, скажем, быть натянутой. Но теперь он действительно чувствовал настоящее напряжение (даже в их отношениях) и, честно говоря, совсем не хотел разрушать его.

После всего этого дни превратились в ужасную рутину.

Нет, ну в школе Эрику было ещё весело: там он мог расслабиться с приятелями, вызвериться на какого-то поганого ботана или играть в футбол хоть до обморока.

Затем Эрик отправлялся домой, а там уж просто валялся перед телеком или делал домашку, чтобы потом быть свободным весь вечер. И для чего же? Ладно, если бы ради вечеринок или девочек. Но нет, по вечерам Эрик торчал вместе с отцом у Шерон.

Чарльз оставался довольно-таки странным, хотя он больше ничего эдакого не чудил. Просто постоянно молчал, садился подальше от Эрика, а потом постоянно пялился на него. Со временем Эрик перестал обращать на всё это внимание, даже привык к стряпне Шерон и к расписанию Чарльза (никаких опозданий и «Доктор кто» в 19:00).

Так как Эрик часто молчал, больше не менял положение картины (и вообще любых других вещей в гостиной), не переключал каналы по телевизору и никогда не носил ничего желтого, Чарльз решился на сближение. Теперь за ужином он садился рядом с Эриком, а потом уж и во время просмотра телевизора. Чарльзу нравился запах Эрика, и что он никогда не издает противных звуков во время еды, и его повторяющиеся позы, и его бесшумность. А потом Чарльз захотел узнать кое-что важное об Эрике.

Они сидели на том самом узком диванчике, и по телевизору как раз началась реклама. Чарльз некоторое время наблюдал за Эриком, который уже почти сполз вниз и даже закрыл глаза, будто бы уснул.

— Эрик? — осторожно начал Чарльз.

Честно говоря, это было обалдеть как неожиданно. Услышать свое имя от жуткого молчуна, который ну ни-ко-гда ни слова не скажет. И тут на тебе — только задремал, а он решает поговорить. Эрик до чертиков испугался, дернулся и почти что свалился с дивана.

— Господи, я ж чуть не умер!

Чарльз резко вскочил с дивана и стал перед самим Эриком. А потом тако-ое выдал:

— Не нужно умирать, я не хочу быть убийцей.

Эрик еле смех сдержал, ё-моё, вот так шутит парень.

— Так чего ты хотел? — спросил он.

— Ты не умрешь? — всё не унимался Чарльз.

— Нет, я и не собирался.

— Но ты же сказал, что…

— Да это выражение такое, — перебил его Эрик, — малость шуточное.

— Я не понимаю шуток.

— Во дела, кто бы подумал.

Чарльз внимательно посмотрел на Эрика (но только не в глаза, он никогда не смотрит в глаза), кивнул и сел обратно на свое место.

— У меня аутизм и я не понимаю шуток, — сказал он.

— Я знаю, — почти шепотом ответил Эрик. Говорить с Чарльзом ему совсем не хотелось.

— Представь, ты — властелин времени и у тебя есть ТАРДИС, — сказал Чарльз. — Что бы ты сделал в первую очередь?

Но Эрик не хотел думать о том, чтобы он мог сделать. Ну там, вернуться в прошлое, ещё когда мать была жива, когда она стояла на кухне, и на ней был прелестный зеленый фартук с красными розами, и она нарезала овощи, а на плите стояла огромная кастрюля с рисом или картошкой или ещё с какой-то вкуснятиной, и оттуда исходил пар, из-за чего на кухне было ужасно жарко. И солнце светило ярко-ярко, только вот комната освещалась не солнечным светом, а её любовью или улыбкой или что там ещё можно придумать. А когда Эрик приходил со школы, и садился за круглый стол, то жаловался ей и на гнусных учителей, и на учеников, и на оценки, и ещё бог знает на что. Мама всегда ему улыбалась, потому что ругать Эрика — не её задача, а отца.

А однажды Эрик вернется, но на кухне не будет пара, не будет звука ударов ножа по доске, не будет женщины в зеленом фартуке с красными розами, будет только дурацкий солнечный свет, и такой тусклый-тусклый. Экая тоскища, хоть вой.

Эрик ответил:

— Я не знаю.

— А я бы отправился в космос, но обязательно один, потому что спутники утомляют.

— Скоро реклама закончится.

— Мама сказала, что любой человек с ума бы сошел от одиночества в космосе. Но я — нет.

Эрик его даже не слушал, совсем нет. Ничего не слышал.

— Мама говорит, что я «особенный», а когда злится, то называет «ненормальным». Но это не одно и то же.

Эрик только широко зевнул.

— Мама говорит, что если человек зевает, то ему скучно и я должен перестать болтать.

— Твоя мама говорит правду.

— Но я читал, что люди не всегда зевают от скуки.

— Ага.

Чарльз смотрел куда-то в сторону и продолжал «узнавать кое-что об Эрике»:

— Какой твой любимый цвет?

— Я не знаю, — ответил Эрик.

— А мой — синий. Я люблю море, но никогда там не был.

Эрик не был на море, но ему было все равно.

А потом начался сериал и Чарльз наконец-то заткнулся.

****

В октябре повторный показ какого-то там сезона «Доктора кто» закончился. Чарльз чувствовал боль где-то в груди и немножко в голове. Мистер Леншерр как-то сказал ему: «Не вешай нос, приятель». Это очень озадачивало, ведь свой нос он никуда не вешал. Мама объяснила ему, что это называется грустью.

Так что Чарльз больше не сидел по вечерам с Эриком, а вешал нос у себя в комнате.

А потом Шерон сказала ему, что придется сделать небольшую перестановку в спальне, ведь Эрик с отцом переедут к ним. Чарльз не выносил перемен, поэтому вешал нос в гостиной, которая никогда не менялась.

В его — их с Эриком — комнате теперь стояла двухэтажная кровать и новый шкаф для одежды. Чарльзу понравился шкаф, потом что он был куда больше предыдущего, и туда можно было спрятаться, чтобы побыть одному. Теперь он вешал нос в шкафу.

Мистер Леншерр с Эриком переехали к ним 23 октября. В этот раз Чарльз не выглядывал их в окно, потому что на улице желтели листья, а он не любит желтый цвет.

Чарльз не разговаривал ни с кем уже 20 дней. Шерон боялась, что у него начнется сильная истерика, и мистер Леншерр уйдет от нее, точно как это сделал отец Чарльза.

Впервые Чарльз заговорил с Эриком.

Уже была ночь, Эрик лежал на своей верхней кровати, разглядывал потолок и прислушивался к происходящему на улице, но там только ветер шумел. Он очень тосковал по прежнему дому, тот находился в райончике поинтересней. Вечно ему чего-то не хватает. Кровать-то удобная, комнатка приятная (хоть и синяя вся, Эрик чувствует себя, как чертов утопленник под водой), спать здесь сладко, даже сны цветные бывают, и воспоминания не мучают, как в старом доме.

Чарльз всё крутился-вертелся внизу, как бы от нетерпения. Это немного мешало сосредоточиться и уснуть, так что Эрик сказал:

— Чарльз, не ворочайся.

— Почему у тебя нет мамы?

Вопрос повис в комнате, в тишине, в голове Эрика.

Чарльз спросил не где она, а почему не с ним.

Действительно, почему?

— По-моему, это не твое дело, — ответил Эрик.

— Мой отец ушел от мамы, потому что я не такой, как другие.

— Это, конечно, грустно, — прошипел Эрик, — но лучше бы тебе заткнуться.

— Нет, это не грустно, ведь я не чувствую боли в груди, — Чарльз некоторое время молчал, а потом спросил:

— А ты чувствуешь?

— Что?

— Боль в груди из-за того, что у тебя нет мамы.

Эрик сжал кулаки. Господи, только этого ему не хватало.

— Чувствую.

— И сейчас?

— Да.

— А я чувствую боль в груди, потому что «Доктор кто» закончился.

Эрик до того разозлился, что даже закричал:

— Черт возьми, ты сравниваешь смерть моей матери с окончанием очередного сезона «Доктора кто»?

Чарльз закрыл уши руками, криков он не выносил.

— Эрик, пожалуйста, не кричи. Это меня пугает.

— Черт! Да ты настоящий кретин. Моя мать умерла, я больше её не увижу, а ты будешь смотреть этот треклятый сериал ещё много раз, потому что Би-Би-Си повторяет его чуть ли не по сто раз на год!

— Некричинекричинекричи.

Чарльз закрывал уши, и раскачивался, и всё повторял своё «не кричи». Эрик хотел его заткнуть, он спрыгнул вниз и накрыл рот Чарльза своей рукой. Вот же шуму они наделали, как их только не услышали отец с мачехой. Чарльз замычал, потом застонал и ударил Эрика. Даже не так, он только попытался ударить Эрика куда-то в живот и по лицу, но получалось только махать руками в темноте. Нелепая возня какая-то.

А потом вдруг стало тихо-тихо, Чарльз больше не мычал, не бился, а просто обмяк. Он быстро уснул и шумно сопел. Эрик ещё подумал, так сопят обиженные дети, а не спящие, хоть такое он видел только в кино.

Пришлось включить свет и осмотреть Чарльза. Такого Эрик ещё не видал, ну, чтобы вот так просто вырубались. Чарльз был в полном порядке, только весь подбородок обслюнявлен был. Вот же мерзость, наверняка и рука у Эрика вся в слюнях, а он и не заметил. Тогда он пошел в ванную, чтобы помыть руки и подумать о произошедшем. Спать теперь совсем не хотелось.

После смерти матери Эрик постоянно сдерживает эмоции, особенно перед отцом. Эдакая непроницаемая скала — не сломишь, не расшатаешь. Подавлять свои гнусные чувства не сложно и даже проще, чем показывать людям свою небольшую уязвимость, некую брешь.

А потом появляется этот олух Чарльз, который постоянно пытается выведать, что же там внутри Эрика Леншерра.

Эй, Эрик, тебе грустно из-за смерти мамы или же плевать, как и на всё остальное?

И Чарльз постоянно рассказывает, как у него что-то где-то болит, а потом ещё и поясняет словами своей дурацкой матери, что эта боль на самом деле значит. Честное слово, эмоции для Чарльза точно как боль, но вот окружающего мира он опасается куда больше. Будь то повышенная громкость на телевизоре, или мелкие изменения в расписании дня, или незнакомые люди, или желтый цвет.

Чарльз видит внешний мир, как Эрик свой внутренний. И так же до чертиков боится любых изменений.

Уже утром Эрик заметил, что Чарльз куда-то пропал. Он не спал в своей кровати, не смотрел ничего по телевизору и не читал книжки. Да и вообще, по своему расписанию, он должен сейчас только готовиться к завтраку.

Родители тоже нигде не могли найти Чарльза, даже все комнаты проверили. Шерон сказала, что он точно никуда не мог выйти, потому что листья во дворе желтые, а от желтого у него начинается истерика. И никто не спрашивал у Эрика, что произошло прошлой ночью, будто не слышали ничего. Может, действительно не слышали, не до этого им было.

Тогда Эрик стал искать места, где Чарльз мог спрятаться. Нашел он его почти сразу, внутри шкафа в их комнате. Чарльз спал сидя, поджав под себя ноги и опираясь спиной на боковые полки. Как он только умудрился здесь поместиться, а уж тем более уснуть? Эрик осторожно дотронулся до его плеча и сказал:

— Проснись.

Чарльз ударился коленкой о стенку шкафа, тихонько ойкнул, а потом наконец-то посмотрел на Эрика, и довольно не слабо толкнул его, чтобы убежать. Эрик аж рот открыл от такого чумового действия, и поздновато услышал топот на лестнице.

Когда Эрик спустился, то Чарльз уже сидел на диване в гостиной и рассказывал события прошлой ночи. Эрик поклясться мог, что тот просто слово в слово говорил, а это просто поражающе. А потом Чарльз закрыл глаза руками и начал махать головой.

Шерон злилась, у неё даже шея покраснела пятнами, и ужасно дрожали руки. Но отец совсем не выглядел злым, казалось, что ему скорее грустно.

Эрик уже готовился выслушивать осуждающий треп этих двоих, но Шерон вдруг прикрыла лицо руками и сказала:

— Боже мой, мне очень жаль.

— Шерон, я всё понимаю, — ответил отец. — Может, стоит назначить сеанс?

— Ему опять выпишут какие-нибудь таблетки, от этих психиатров никакой помощи, — сказала она.

Отец положил руки ей на плечи, некий успокаивающий жест, но Эрика от вида этой парочки чуть не вырвало. И тогда он вернулся в комнату, и чуть было сам не залез в тот чертов шкаф, на место Чарльза.

***

А потом Эрик спал в комнате один, потому что Чарльз его до того боялся, что ночевал с родителями и даже не мог находиться с ним в одной комнате. Стоило Эрику появиться на кухне в одно время с Чарльзом, как тот уходил. Никто даже не обращал на это внимание, только говорили, мол, Чарльзу нужно немного времени.

Так получилось, что Эрик совершенно случайно услышал разговор Чарльза и его домашнего учителя (его звали Генрих или что-то типа того). Эрик, конечно, не собирался слушать всякую ерунду из программы для второго курса старшей школы, но учитель говорил совсем не об этом.

Они сидели в столовой, их урок явно затянулся — обычно они заканчивали до возвращения Эрика. Чарльз бурчал что-то себе под нос, почти и не разобрать. Зато учитель говорил чётче:

— Некоторые люди испытывают сильные эмоции, когда ты говоришь с ними о чём-то важном.

— Изменения в режиме дня тоже важны для меня, — Чарльз почти что возмутился.

— А что если бы твоей мамы не было?

— Но она есть.

Этот учитель задумчиво почесал нос, а потом опять заговорил:

— Ты бы отключился, если бы её вдруг не стало?

— Я не знаю. Но мне было бы не так комфортно.

— Более некомфортно, чем без расписания?

— Да, — опять тихо сказал Чарльз.

— Тогда представь, как некомфортно Эрику.

— Я не могу. Я думал, что грусть есть грусть, и не имеет значения от чего она.

Чарльз точно ненормальный, Эрик такой ерунды отродясь не слышал. Теперь уж точно слушать их не хотелось, хотя до этого как вкопанный стоял.

— Когда тебе грустно, — сказал учитель, — то не всегда болит сердце.

— Да. Иногда меня тошнит и болит голова.

— Это как разные виды грусти. Иногда тебе отчего-то немного печально, а иногда…

— Я вешаю нос?

— Эрик не хотел свой нос вешать, поэтому он разозлился и начал кричать.

— Я не выношу крик.

— Знаю, Чарльз. Может, Эрик не выносит грустить? А твои слова опечалили его.

— Я понимаю. Это как мои истерики или отключения.

— У него свои способы защититься от «перегрузки».

Чарльз улыбнулся своим коленям и почти радостно сказал:

— Я люблю, когда ты сравниваешь меня с компьютером.

— Чарльз, могу ли я растрепать твои волосы?

— Это потому что я всё понял?

— Да.

— Ладно.

И учитель запустил пятерню в густые волосы Чарльза, растрепал их, а потом ещё долго пытался вернуть им прежний вид. Чарльзу, похоже, даже нравилось. И этот момент был волшебным. Эрик почувствовал себя лишним, не место ему в этой волшебной сцене. Так что Эрик как можно тише поднялся в свою комнату, чтобы ничего не нарушить.

Через несколько дней отец спросил у Эрика, что он знает об аутизме. Эрик ответил, что совершенно ничего (господи, да он даже забыл, что это значит). И говорить об этом ему совсем не хотелось. Но отец не хотел оставлять разговор не законченным, и кое-что рассказал ему о проблемах Чарльза и его взаимодействии с внешним миром, а потом и почему он такой чудной, и говорит всякие нелепые вещи, и почему боится шума, и желтого цвета, и незнакомых людей. Эрик понял, что он ещё тот дурак, ведь зря не расспросил Шерон ещё тогда. Но ведь он осуждал себя только за то, что просто вышел с ней поговорить.

Отец долго так сидел с ним, а потом ещё и о матери заговорил. Уж о ней Эрику совершенно точно говорить не хотелось. И он сказал, что больше не злится на него, Чарльза и Шерон. Честное слово, Эрик никогда и не злился на них. Он просто стыдился того, что сможет чувствовать себя счастливым без матери.

А потом пошла череда статей из интернета об аутизме или синдроме Аспергера. Эрик трижды проклял себя за глупое поведение и полное непонимание Чарльза. Впрочем, ни одна статья или даже тысячи статей не научат его понимать Чарльза, точно как и тысячи уроков его учителя не помогут Чарльзу полностью понять других людей.

Чарльз заговорил с ним нескоро: то ли боялся, то ли готовился к агрессии и чему-то там ещё. Эрик черкал в тетрадке и параллельно лазил в интернете, когда услышал чьи-то тихие шаги сзади. Но он не оборачивался, просто ждал. Ей-богу, будто бы спугнуть боялся. Чарльз стоял рядом со стулом и смотрел в эрикову тетрадь. И это ничуть не раздражало.

— Я не знаю, что ты чувствуешь, — тихо сказал Чарльз. — Мне сложно понимать других людей.

Эрик обернулся к нему, но Чарльз избегал контакта глазами.

— Но ты можешь мне помочь, если хочешь, — продолжил Чарльз. — Ты хочешь мне помочь?

И Эрик ответил:

— Да.

— Мистер Маккой, мой домашний учитель, когда-то нарисовал картинку. Это был круг, обозначающий человеческое лицо, с двумя точками, которые обозначали глаза, и полоской, которая обозначала губы с опущенными уголками. Он сказал, что такое выражение лица бывает у тех, кто грустит.

Чарльз протянул Эрику листочек, и там действительно была изображена грустная рожица.

— А потом он нарисовал лицо-круг, с глазами-точками, но вместо опущенных уголков губ он нарисовал приподнятые. И это означало радость.

Чарльз протянул Эрику другой листочек, уже с улыбающейся рожицей.

— Если я говорю то, что заставляет тебя грустить, ты можешь показать мне грусть и я перестану об этом говорить. Потому что я не всегда слушаю людей. Это одна из моих проблем, но я учусь.

Эрик улыбнулся и показал тот листочек, на котором была нарисована радость.

@темы: Тексты, Slash is All Around, Mutants Actually

---

История учит

Название: История учит

Жанр: Драма, AU

Рейтинг: (притянутый за уши) NC-17

Персонажи: Майкл Фассбендер/Джеймс МакЭвой

Размер: 3 900 слов

Саммари: Написано на заявку с РПС Кинк.

Т09-03.

АУ по фильму "Способный ученик". Великобритания, 60-ые годы. Майклу около 40, он бывший нацист, живущей ничем не примечательной жизнью, скрывающий собственное прошлое, а Джеймс его сосед, доучивающийся в последнем классе школы, знакомится с ним на почве своего интереса к прошедшей войне. Джеймс раскрывает секрет Майкла, но как он поступит с собственным знанием? Рейтинг обязателен.

Предупреждения: POV Джеймса, ООС, смерть персонажа, Майкл значительно старше.

Сентябрь, 1960

Было слишком жарко для конца сентября. Дурацкое солнце заливало кабинет ярким светом, да так, что я видел гадкие пылинки в воздухе. Даже подумать тошно, что дышу этой дрянью. Был урок истории, но я словно находился в сказке "Спящая красавица". Помните тот момент, когда злая колдунья усыпила весь замок, кроме короля и королевы? Кабинет напоминал заснувший на сто лет треклятый замок, и все мои одноклассники спали, и всё покрылось пылью, и только я с учителем бодрствовали. Как чертовы король с королевой. Только вот он-то был злой колдуньей, которая заставила всех уснуть. Проще говоря, урок истории — скука смертная. Хотя я люблю историю, честно, как безумный люблю. Но учитель самый настоящий олух. Нельзя говорить о Второй мировой так безучастно. Этой темы я ждал — как говорят в пафосных романчиках — с трепетом. Но трепета я не испытывал, а ведь больше всего на свете мне хотелось послушать о концлагерях. Ну, может я немножко того, понимаете, повернутый на этом. Разве это не интересно? Как люди жили там, что с ними творили нацисты, пытки всякие разные. До сих пор как думаю об этом и прямо-таки чувствую этот трепет. Да никто ведь не мог рассказать мне о лагерях, никто не хотел бередить старые раны, хоть и поговаривали, мол, немцы ещё те сволочи, убивали евреев, цыганей, русских, да и вообще всех, кто им не приглянулся. А то, как они это делали, никогда не расскажут на уроке, зря только надеялся.

Если уж продолжать говорить обо мне, то я просто рубаха-парень. Не красавчик, зато умнее некоторых. Матушка не раз называла меня красивым, но я-то знаю, что это не так. Живу с ней в стареньком доме, зато в центре города. Интересная деталь: при входе в подъезд висят четыре таблички с именами владельцев квартир. Верхняя — новехонькая, с нашей фамилией МакЭвой. Под ней — аккуратная, но старая с фамилией Стюарт. Нижние две были до того ржавые, что и не разберешь надписей. Я однажды пытался, как только мы поселились в этом доме. Но разглядел только очертания некоторых буков. Очень жаль, что я так и смог, может быть добрался до правды быстрее.

Я стоял в коридоре и жал на звонок. Звук оказался невероятно мерзким, но едва слышным. Я прижался ухом к двери — тихо. И минуты не прошло, как мое терпение кончилось и я опять нажал на кнопку, но уже настойчивей. Наконец-то внутри квартиры раздалось шарканье, затем клацнул замок и дверь со скрипом открылась. Я увидел помятого типа в поношенных спортивках, желтоватой майке, которая предположительно должна быть белой и в засаленном халате. Представлял его совсем не таким. Думал, что он будет выглядеть величественно и мрачно, а на деле же оказался жалким и разбитым — совсем не как на фотографии в газете. Только глаза у него остались злые-злые, так и смотрит с подозрением, ведь не зря мне было страшно к нему идти.

— Здрасьте, мистер Фассбендер, — начал я. — Меня зовут Джеймс МакЭвой, я как бы ваш сосед. Дело вот в чем, нам ошибочно прислали вашу почту…

— Мальчик, тебе стоило прочесть табличку, может ты ошибся, — хриплым голосом ответил он, не изменив выражения лица. — Я Фассберман.

Какой молодец, сноровка не изменила. Но менее подозрительно было бы просто не обратить на мою ошибку внимания, так что я продолжал:

— Да сам дьявол не разберет того, что написано на вашей табличке, мистер Михаэль!

Тут-то он и дал слабину: лицо вытянулось, побледнело, в глазах появилась настороженность. Но продлилось это недолго — Михаэль Фассбендер быстро собрался и невозмутимо взял конверты из моих рук.

— Спасибо, мальчик.

И дверь начала закрываться.

— А сколько вам лет? Вы ведь учувствовали в войне? — выпалил я в ещё незакрытую дверь. — У меня проект по истории. Рассказали бы мне пару-тройку армейских анекдотов.

— Нет. Я не участвовал.

— Чего же вы врете, герр Фассбендер? — я уже улыбался сам себе, чувствуя победу.

— А ты чудной!

— Это вы чудной. Не помните, как при Глобочнике служили, — внимательно наблюдаю за реакцией. — Можно к вам войти, да? Истории послушать. Неужели не угостите своего соседа чаем?

— Чего тебе нужно, малый? Я сейчас же позвоню в полицию, если ты не уйдешь! — с чувством пригрозил Фассбендер и направился внутрь квартиры. Но дверь не закрыл. Я расценил это как знак и пробрался внутрь, начал рассматривать обстановку. Честно сказать, был разочарован. Ожидал увидеть портрет Гитлера (или что там эти нацисты на стены вешают), или слитки золота из еврейских ртов, или боевые медали. Тут-то я и понял, насколько наивен и глуп — да кто же просто так возьмет и вывесит свои нацистские штучки, при том, что скрывается от властей и охотников? А ещё запах совсем не нацистский: в квартире пахло цветочками, будто бы только что кто-то распылил освежитель воздуха. Господи, Джеймс, — сам себе говорю, — ты что, хотел учуять запах разлагающихся трупов или жаренного человеческого мяса? И правда, я хотел.

— Вот же выпорет тебя отец! Долго ходить не сможешь, да-да.

— Телесные наказания в моем возрасте уже не работают, — ехидно улыбаюсь, по крайней мере, мне так кажется. — А вы применяли порку в качестве наказания? Или же что-то похуже…

— Я не служил никакому Гитлеру или Гиммлеру, — рявкнул Фассбендер. — Я еврей и уехал из Германии сразу же после событий Хрустальной ночи. Вот мои документы, — тычет куда-то на полку, где стоит всякая дребедень в рамочке. Сказал мне всё это так уверенно, что я, ей-богу, чуть не поверил!

Он зашагал к телефону, снять трубку с рычага. Пальцы набирали номер, а я заворожено наблюдал. Во все глаза рассматривал этого Фассбендера, его прямую спину, короткие волосы и те же длинные пальцы, которые продолжали набирать номер. А потом остановились. И Фассбендер обернулся, печально посмотрел мне в глаза и вздохнул. Тяжело и протяжно.

— Как ты узнал?

— Журналы о войне, старые фотографии. И знаете, тащусь от этих статей о пытках, экспериментах и концлагерях… Ох!

— Что?

— Нравится мне читать про это всё. Я точно сумасшедший, что уж поделаешь, — опять как заулыбаюсь, клянусь, до ушей лыбу тянул. — На вас случайно наткнулся. Просто видел фотографию в статье про концлагерь, а потом случайно заметил вас. И подумал, что такого быть не может! Мол, показалось мне. Но вот это, — достаю помятую газетку с фотографией Фассбендера и надписью под ней «Разыскивается военный преступник» — переубедило меня.

— А родители как? Знают? — спрашивает.

— О моем, скажем так, увлечении многие знают, но не понимают, насколько велик мой интерес. А о вас я никому не рассказывал, если вы об этом.

Фассбендер присел в кресло и уставился в потолок. И долго-долго так сидел, молча.

— Я тогда был слишком молод. Всего лишь двадцать с хвостиком, как говорят. Теперь я старше и раскаиваюсь. Но ты не поймешь, — замолчал и ждет, что я ему отвечу. — Неужели хочешь получить от меня деньги? Разочарую тебя, ведь у меня нет никаких денег, мальчик.

— Мне это и не нужно, — возражаю. — Я говорил правду, ещё в самом начале. Хочу лишь услышать несколько интересных историй.

— Я не могу, парень. Для меня это осталось ужаснейшим кошмаром, который бы не хотелось бы вспоминать.

Но он ведь у меня на удочке — рыбка поймана.

— Тогда все узнают о вашем прошлом и вас посадят. Я звякну куда надо.

И продолжаю улыбаться Фассбендеру, этому монстру с темным прошлым. Интересно, он тоже так когда-то улыбался своим жертвам?

Октябрь, 1960

Мы всегда сидели в его тесной кухне. От этих очумительных историй я аж рот приоткрыл, а Фассбендер ужасно нервничал и, рассказывая, теребил края скатерти.

— Виселица никогда не пустовала. Там всегда раскачивались трупы, мы так запугивали.

— Я про это уже читал.

— О чём они только не умолчали! Ты уже все знаешь и без меня.

— Расскажите о том, что делали именно вы. Самая ужасная вещь.

— Помню, как однажды мне поручили застрелить младенца, — он уставился в одну точку, глаза точно ледяные. — Я попросил напарника сделать это. Но один должен был держать, а другой — стрелять.

— И?

— Я больше не могу. Пожалуйста.

Господи, он всегда так просит, мол, Джеймс, может, хватит? Но стоит мне настоять, как история затягивается. Уж точно кайф от этого ловит, просто сам не понимает, что для него эти истории — исповедь.

— Ещё немного, просто закончите этот рассказ.

— Держать пришлось мне, — продолжает. — Маленькое и легкое тельце. Невозможно легкое. И младенец так кричал, ужасно громко. Кажется, выстрел был тише этого крика.

— И вы его сожгли?

— Кого?

— Младенца.

— Я не знаю, что было потом. Помню ещё, что тельце после выстрела стало ещё легче, и мне хотелось его убаюкать. Убаюкать труп младенца, чтобы он больше не кричал у меня в голове.

Мне нравилось просто слушать Фассбендера, а ему, кажется, нравилось рассказывать. Может, сама тема рассказов его не устраивала, но поболтать он был рад. Интересно, он вообще за всё это время хоть с кем-то откровенничал? Только представьте, нельзя говорить о себе, по крайней мере, лет десять. С ума сойти можно!

— Как вы сбежали? — хочется мне о его прошлом послушать.

— Ещё в 1944 создал поддельные документы. Будто бы я вообще еврей и беженец из Германии.

— А старые документы сохранились?

— Нет, их сожгли. У нас условие такое было, я ведь бежал не один.

— Повезло, что не поймали.

— Да вот не знаю, что лучше: гнить в могиле или здесь. Но за жизнь принято хвататься. И не важно, кто ты и где находишься.

— Будь то концлагерь или Англия.

— Будь ты евреем или немцем, - и улыбается, но будто бы не мне, а себе.

— А что с вами сделают, если поймают?

— Ты не знаешь? — он переходит на шепот, — повесят! Меня уж точно повесят.

Видно, что он боится. Потому ведь и рассказывает мне всю эту жуть. О своей смерти думать страшнее, чем о чужой.

Иногда я приносил что-нибудь перекусить, обычно шоколадные кексы. Просто заметил, что Фассбендер тащится от шоколада, очень его любит. Когда ест, то причмокивает губами и слизывает шоколад с пальцев. Я сам не без греха, чай ужасно громко хлебаю. Но облизывающий талую глазурь со своих рук Фассбендер — хуже картины не видел, и хуже звуков не слышал. Короче, выглядим как сынок с отцом, если не прислушиваться к разговорам.

— Расскажите о том, что ели заключенные, — говорю и прихлебываю.

— Ты правда хочешь говорить об этом сейчас? — Фассбендер морщится. — Пока мы обедаем?

— А вас совесть гложет, герр…

— Прекрати, — резко говорит мне, прямо-таки рычит. — Прекрати называть меня "герр" или "Михаэль", а то ещё хуже — "Фассбендер".

Отвечаю ему очередным громким хлюпаньем. Очень неприлично, но он терпит.

— Ты когда-нибудь ел суп из капусты и репы? — вопросом начинает свой рассказ, а помалкиваю и слушаю. — Мы только этим и кормили заключенных. Ещё был хлеб, но под конец войны его постоянно выдавали только рабочим.

— Но вы ели сытно всегда, да?

— Я был не начальником, но поскольку должность управляющая… Знаешь, иногда еду вовсе не выдавали.

— Да, я читал. А про чёрный рынок правду говорят?

— Что можно было купить всякую ерунду за хлеб или суп.

— Для них это была не ерунда, Джеймс. Еда — ценнейшая валюта в лагерях. А если кому-то удавалось достать мясо.

— Мясо?

— Ага, жители городов могли подкинуть.

— И вы знали об этом?

— За этим следили, старались пресекать.

— А вы, просто лапушка, не мешали людям помогать?

Фассбендер громко облизал палец и хищно улыбнулся.

— А птицы над лагерями и не летали, будто бы боялись. Однажды одна птица подохла да упала наземь, на территории лагеря. Так заключенные подрались за неё. Кажется, кто-то даже не вышел из драки живым.

— Очень интересно, — готовлюсь к большим подробностям. — Продолжайте.

Ноябрь, 1960

Оценки оставляли желать лучшего. Из-за вечных посиделок с Фассбендером, я совсем забыл о рутине и школе. Мама, мягко говоря, недовольна — последний год учебы, а я почти двоечник. Но, к счастью, я вообще-то мастак в убеждении. Несколько правильно подобранных слов и она уже думает, что я самый успешный парень в классе. Правда, пришлось рассказать ей про Фассбендера, точнее про Фассбермана. Мол, время я провожу с умом, меня сосед учит немецкому языку. Как ловко соврал! Иногда, правда, просит что-то на немецком рассказать, а я ссылаюсь на стеснительность. И она верит, как миленькая верит мне.

— Джеймс, — говорит мне однажды, — пригласил бы нашего соседа в гости на ужин. Не зря же он с тобой занимается.

— Ну, мам, он нелюдимый человек. А учит меня, потому что не хочет забывать язык.

— И все же ты пригласи, иначе я сама познакомлюсь.

— Хорошо, если согласится, то приготовь суп с капустой и репой. Это его любимый.

Вот чертовка! Думает, что он окажется смазливым красавцем из обложки журнала. Страшно представить, как её разочарует реальность.

Я долго уговаривал прийти на ужин Фассбендера. Он упирался, как мог. Но я знаю свою мамашу, она если захочет, то точно познакомится. Я подумал, что уж лучше пусть увидит его жуткую рожу при мне. Но чертов Фассбендер явился в каком-то дешевом костюмчике, даже смотрелся неплохо. Вдобавок, притащил с собой вино и цветы, джентльмен хренов. Матушка обомлела от его манер и интеллигентности. Фассбендер трепался о немецих писателях, травил байки про Веймарскую Германию и беззаботное детство. Мне о своей работе в концлагере он так увлеченно не говорит. Вдобавок, под конец вечера пришлось слушать их щебетание да следить за старческими ухлёстываниями. Да ещё и стряпню её нахваливал, супчик ему понравился. Ни черта ему не понравилось, я-то наблюдал.

— Я уже пойду, — говорю маме, когда сил терпеть не осталось.

— Джейми, — меня аж выворачивает от такого обращения, — ты десерта дождись.

— Я уже сыт, — и смотрю на Фассбендера, мол, сыт твоей чертовщиной по горло.

Но им плевать на меня, даже не глянут в мою сторону. Я от этого ещё больше разозлился и разлил сок.

— Джеймс! Нужно быть аккуратней, — кричит мне матушка и начинает порхать вокруг. Вытереть стол нужно, всё такое. А потом бежит за десертом — шоколадным тортом. Ё-моё, думаю, как все кошерно обошлось. Сейчас Фассбендер продемонстрирует свою свинскую манеру пожирать шоколад и мама побыстрее выпроводит его.

Но Фассбендер кушал — да-да, не жрал, а кушал — как подобает приличному человеку. Это я раздражающе плямкал, стараясь издавать звуки как можно противнее и громче. Но при прощании Фассбендер разошелся тирадой про славный вечер, а матушка всё приглашала его ещё раз к нам.

В следующий раз я встретил его на лестничной площадке, хотел пройти незаметно, но этот тип ужасно глазастый.

— Привет, малый. Ты уже наслушался историй, больше тебе ничего не нужно? — и довольно улыбается.

Нет уж, думаю, не наслушался я.

— Ты чего, — продолжает, — ведь всё прошло гладко?

— Да, точно. Глаже некуда.

— И твоя мама была не против того, чтобы я учил тебя немецкому, — при этом продолжает гадко улыбаться мне.

— Если бы она знала всю правду, то…

— И кому от этого хуже? — перебивает. — Твоя мама, конечно, будет рада слышать, что ты общался с бывшим нацистом и никому об этом не сказал!

— Да плевать мне, — кричу ему и собираюсь быстро сбежать.

— А я хотел сказать тебе спасибо, — спокойно говорит в спину.

— За что?

— Что я почувствовал себя частью семьи. Двадцать лет такого не испытывал.

Я аж офигел и обернулся на него посмотреть, а он добавил:

— Спасибо, Джеймс.

Декабрь, 1960

Всегда любил делать подарки. Раньше дарил всякие безделушки маме, чаще что-то смастеренное своими руками. Но серьезных подарков никогда не дарил ещё. И свой первый и самый серьезный подарок я сделал самому себе, думая, что делаю его совершенно другому — Михаэлю Фассбендеру или как тот любил называться — Майклу Фассберману. Вот уж дурацкое имя, немецкое звучит куда лучше: Ми-ха-эль. Вот так по слогам и нужно произносить.

Ми — слабая струя воздуха разрывает губы, ха — легко вылетает через раскрытый рот, эль — и кончик языка соприкасается с нёбом.

Я испытывал невероятно сильное желание подарить ему что-то связанное с его прошлым. Я представил Майкла: в засаленном халате, пожелтевшей майке и спортивках. А потом представил Михаэля: в строгой форме, которая всегда как с иголочки, отутюженные брюки, начищенные сапоги. Мне хотелось слушать истории Михаэля, а не Майкла. Внешний вид определенно мешал моему восприятию. Я, похоже, визуал.

Уже через неделю рассматривал этот свой особенный подарок — эсэсовская униформа. К слову, дорогущая. Все сбережения потратил! Зато одного взгляда на неё достаточно — и чувствуешь мощь. Просто декорация, подделка, но я хочу думать, что она настоящая. Я ощупал ткань, не очень качественную, но мне казалось, что лучше и не найдешь. Достал мундир, просто посмотреть, проверить. Как жаль, что я совершенно не разбирался в этих медалях и званиях. А ведь можно было расспросить об этом Фассбендера, он то знает.

Потом я примерил этот мундир. Уверял себя, что просто хочу проверить размер. На меня мундир был великоват, висел, словно тряпка с цацками. Значит, на Михаэля будет как раз. Только вот мне идет эта тряпка с цацками, определенно к лицу. Даже расхотелось отдавать эту чудесную форму Фассбендеру. Я чувствовал себя таким красивым, будто бы этот мундир все недостатки скрасил, все смотрелся в зеркало и видел там идеального Джеймса. Вот таким я всегда хотел быть — властным и мужественным. Я размечтался просто глядя на себя в мундире. И рука будто бы сама потянулась к пряжке ремня, расстегнула его и штаны с трусами комом упали на пол. Стоял я обнаженный, только эсэсовский китель на мне был. Так даже лучше — ничего лишнего. Я начал трогать себя за твердеющий член. А пальцы были такие теплые, а плоть — горячая, аж обжигает. Кончиками пальцев другой руки я поглаживал мундир. Ткань жесткая, но приятней кожи гладкой.

Когда я кончал, то старался случайно не запачкать форму.

В тот раз слышать мерзкий звонок было почти радостно, хоть он и до того ужасный, что хочется разбить. Майкл — не Михаэль — открыл дверь и увидел улыбающегося меня.

— С прошедшим Рождеством и наступающим Новым годом! — крикнул и протянул аккуратный аленький сверток.

— Спасибо, парень.

Майкл принял его из моих рук, наверняка ему уже давно никто подарков не дарил. Фассбендер прошел на кухню и, как обычно, не закрыл за собой дверь. Когда я вошел, то он уже развязал ленточку и раскрывал бумагу. Кажется, я слышал, как его сердце упало, когда он увидел форму.

— Вы наденете? — спрашиваю. — Ради меня.

— Сейчас?

— Да.

И Майкл начал обращаться в Михаэля. Скинул свой ужасный халат, майку, штаны, даже домашние тапочки. Надел рубаху, заправил в брюки, руки ощупывали ткань, поглаживали. И в глазах был ужас. А ведь каждое утро долгие годы он так же надевал форму. Пусть и не точно такую, а из более качественного материала, с аккуратненькими швами, серебряными пуговицами. Но я был уверен, что в тот час он чувствовал себя снова эсэсовцем.

Я точно околдованный наблюдал за каждым его движением. Фассбендер в форме выглядел величественно и достойно, будто бы она специально для него сшита. Мысленно сравнив свой видок с фассбендеровским, я почувствовал разочарование — уж я выглядел куда хуже, даже обидно стало.

— Просто блеск. Не забудьте фуражку.

— Конечно, — покорно ответил Майкл.

Он нахлобучил себе на голову эту фуражку и я подошел к нему близко-близко, чтобы к мундиру прикоснуться. Михаэль мне нравился в этой форме. До чертиков нравился, чего уж скрывать.

— А форма то хороша, — говорю прямо ему в лицо.

— Ужасная копия, — отвечает и не отходит, так и стоит смирно.

— А расскажите об этом немножко.

— У нас было два вида формы: служебная и выходная…

Слушаю его, а в ушах лишь гул. Смотрю ему в лицо, а он будто бы в пустоту, и говорит монотонным голосом. Говорит без заминки, пауз не делая.

Я даже возбудился. Всё представлял: и черную фуражку, с мертвой головой, и черный мундир, ещё старого образца, вот прям как на нём, но с матовыми серебристыми пуговицами, и воротник с серебристым шнурком, и погоны серебристых тонов, и нарукавную повязку со свастикой, и рубашку, и портупею, и ремень. И как мы с Фассбендером вместе стоим, и оба — в форме.

— Должен же ты знать, что сделали бы с тобой в те времена, — говорит он властно.

— Со мной?

— С такими, как ты.

— Какими такими?

— Педиками!

Сердце кровью налилось при этом слове. С чего бы мне быть педиком? Форма хороша и уж никак не Майкл. Но я думаю о новой интересной подробности и спрашиваю:

— А у вас в концлагере были педики?

— Были.

— И что вы с ними делали?

— Я — ничего.

— Быть не может! Тогда расскажите, что сделали бы со мной. Давайте, я хочу послушать.

— Некоторые думали, что кастрация излечит от "болячки".

— Так-так.

— Но у нас не кастрировали, лечили способами помягче. Водили в барак с девочками.

— Помогало?

— Иногда.

— Неужели среди вас, эсэсовцев, не было педиков?

— Были.

— Их тоже лечили?

— В самом начале ещё были. Их просто искоренили — в концлагеря засадили.

И рассказывает он про педиков, якобы таких, как я, и стоит по стоечке смирно-смирно, не шелохнется. Будто бы ему приказ отдали так стоять. А я пляшу прям перед ним и погоны трогаю, глажу. Уж очень они мне нравятся, и форма мне нравится, и Фассбендер этот в этой форме мне нравится. Может и я вправду немного педик, но раньше такого никогда не чувствовал.

— А поркой у вас наказывали? — перебиваю я.

— Что? — и обдумывает он сказанное мной, — да. Но не ремнем, а дубинкой по спине били.

— Меня можно и ремнем.

— Что? - и смотрит наконец-то на меня, удивленно.

— Говорю, меня-то можно и ремнем. Вот этим, — показываю на пряжку с надписью «Gott mit uns».

И он понимает.

— Ты с ума сошел!

— Вы ведь хотите. Небось, ещё с самого начала представляли, как выпорете меня.

Михаэль снимает ремень — медленно очень, руки у него дрожат. А я штаны быстро спускаю, вместе с трусами. Нагибаюсь над столом и жду, уже подставил задницу. Интересно, как я выглядел со стороны? Ну, круглые ли у меня ягодицы, если ли на них легкий пушок, видно ли, что член стоит? Очень неразумно с моей стороны. Но вся сложившая ситуация сама по себе неразумна.

— Сколько раз? — спрашивает.

— Я скажу, когда остановиться.

Фассбендер бьет резко, но не больно. Я если и вскрикнул, то от неожиданности. — Ein, — считает он, а у меня от этого немецкого холодок по спине.

— Zwei, — продолжает ударом посильнее. Вздыхаю, рукой свой член сжимаю. А он твёрдый-твёрдый.

— Drei, — слышу и тихо стону.

И четвертый, и пятый удары я уже не чувствовал. И было больно, и было приятно, и было просто блаженно. Я кончил себе в руку, громко простонав «Достаточно».

Кажется, весь мир должен был услышать это мое оглушительное и пошлое «Достаточно». А Фассбендер как не слышал — продолжал меня пороть. Задница просто пылала, голова отключилась. Я дернулся, а он меня стал придерживать за поясницу. Я опять рявкнул или даже попросил, но получилось что-то неразборчивое и смешанное с всхлипом.

Кажется, я почти отрубился. Сквозь пелену до меня доходил счет: «Elf, zwölf, dreizehn…». И мне было до ужаса страшно, я сделал попытку обернуться, посмотрел в глаза Майклу. А его будто бы не было со мной. Он находился в забытом военном времени и опять стал Михаэлем.

— Ты пустоголовый дурак! — услышал я, когда очнулся.

Да, подумал я, действительно дурак. Фассбендер при этом расхаживал по гостиной в своих треклятых спортивных штанах и халате. И, наверное, уж очень он испугался, голос у него прям дрожал.

Майкл остановился и уставился на меня своими перепуганными глазищами.

— Ну, ты как?

Только сейчас окончательно понял, что происходило до этого и почему валяюсь без штанов на диване бывшего нациста. Я просунул руку между мягким одеялом и своей задницей — ох чёрт! Фассбендер все понял по моему выражению лица, но промолчал.

— Принесите хоть штаны, — говорю — приказываю — ему.

Оделся я быстро, хоть было больно — задница огнем горела после ударов.

— Ты заигрался, — говорит он мне.

— Игра того стоила, — отвечаю.

Январь, 1961

Ночью мне снилось, что я стою в форме, у Фассбендера на кухне, а он лежит на столе и подставляет мне свою голую задницу. И в руке у меня ремень с тяжелой пряжкой «Gott mit uns». Луплю его, прямо по этой выпяченной заднице и приговариваю, мол, Майкл, ты извращенец, ты знаешь, что делали с такими, как ты. А он стонет и громко считает по-немецки «Drei, vier, funf». И ноги у меня от этого стали будто бы ватными, и униформа казалось, будто бы из металла сделана, а не из ткани. Плечам тяжело, она вниз тянет. Но я стою над Фассбендером и всё слушаю, как свистит ремень в воздухе, и всё слушаю, как он считает громко.

Утром его нашли мёртвым. Повесился — облачился в эсэсовскую форму и надел на шею петлю.

Как только все улеглось, я поднялся к нему наверх. Комната такой же и осталась, и пахло здесь дешевым освежителем воздуха. Просидел там весь день. Просто думал, зачем он это сделал, и нет ли в этом моей вины. Со временем я понял, что он просто перестал бояться и предстал перед самосудом. Окажусь ли я на его месте?

@темы: Тексты, Mutants Actually

---

У

Этот месяц прошел неожиданно хорошо. Честно говоря, мне совсем не хотелось покидать свою зону комфорта и возвращаться в университет. Я думала, что мне уже надоела филология, эти чертовы иностранные языки, эта литература. А потом я читала всякие тексты и до меня дошло, насколько это чудесно, что я могу понять написанное. И тогда я воодушевилась, даже хотела начать хорошо учиться. Но потом я заболела, провалялась в кровати недели две (одна неделя в больнице). Когда вернулась обратно учиться, то ничего не хотелось делать. И та неделя просто пролетела. На парах я либо занимаюсь, либо пытаюсь не уснуть, либо шучу и смеюсь. Ох, не доведет это всё до добра. Зато мне хорошо, правда-правда. Давно такого не было. Пожалуй, я люблю университет и студенческую пору.

@темы: Прохладная история

---

Р

Меня мучают кошмары. Иногда снится, что я сдаю экзамен по немецкому. И тогда я просыпаюсь в ужасе.

Недавно вспоминала пары и кулстори преподавательницы. Пожалуй, одна из любимых у меня — о кофе, ФРГ и ГДР. Романова смотрела документальный фильм и её очень зацепила одна сцена.

В ГДР не было хорошего, настоящего кофе. Только дерьмо растворимое. Зато в ГДР была контрабанда, хотя провозить через границу некоторые товары было затруднительно. В автобусе из ФРГ в ГДР женщина делилась своей радостью. У её мужа скоро День рождение и она решила сделать особенный подарок — съездить и купить упаковку настоящего кофе. Дескать, муж любит кофе, а гадость, которую в ГДР называют «кофе», он пить не может. При обыске на границе, пёс проверяющих учуял запах. Кофе ведь довольно-таки резко пахнет. Пассажир, который сидел рядышком с этой женщиной, сообщил, кто здесь нечист. У неё отобрали ту упаковку и всё записали в протокол. На этом обыск был завершен. Женщина всю дорогу проревела, корила себя за болтливость и всё такое.

Когда автобус приехал, «стукач» открыл свою сумку и отдал несчастной женщине 5 упаковок того самого настоящего кофе.

Каков был вывод: ценой малого спасли большее.

Пожертвовали упаковочкой кофе и нервами женщины, зато провезли целую сумку с контрабандой.

На самом деле, в истории ещё фигурировали молодые парни, но я толком их не помню.

@темы: Прохладная история

---

А мне иногда хочется устроить пуканогорение из-за этих бомбёжек.

18.07.2014 в 17:43

Пишет  грантер знает что важен размер:

Джизас факин крайст, с одной стороны бомбёжки по поводу Тора-женщины и - ОБОЖЕ - Сэма в качестве Капитана Америки приносят мне несказанное удовольствие, а с другой стороны очень грустно оттого, что люди всё такие же тупые

ЭТО ХОРОШО ПОТОМУ ЧТО
1) ЭТО ОТЛИЧНЫЙ СПОСОБ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ МЕНЬШИНСТВ
2) THAT'S HOW COMICS WORK

@темы: Avengers assemble!

---

П

По телевизору показывают "Счастливы вместе". Я неожиданно вспомнила чудную песенку "Папа-псих". Возникли ассоциации с Магнето и Ртутью.

Короче, песня.

Магнето-папа-псих:

Кто с двух рук людей мочит?

Кто над трупами хохочет?

Папа-псих, папа-псих, пааапа-псих!

Из ружья Мойру он убил,

Агентов ЦРУ ядом отравил

Уууу

Летать он любит на работу

На людей ведет охоту,

Папа-псих, папа-псих, пааааапа-псих!

Убивает всех подряд Добрый папа-психопат!

Ууууу

Забавы ради убивает,

Метко из ружья стреляет,

Папа-псих, папа-псих, пааааапа-псих!

Не жалеет никого,

Любит сына своего!

Ууууу

Легко человека замочил,

Папа хомосапиенс не любил,

Папа-псих, папа-псих, пааааапа-псих!

Не жалеет никого,

Любит сына своего!

Ууууу

Оригинал по желанию можно найти в аудио вк.

@темы: Серьёзный человек, Mutants Actually

---

Магнето и наряды

Всеми было замечено, что Магнето одевается очень элегантно (впрочем, некоторые говорят об этом с сарказмом). Асимметрия в костюмах, цветовые гаммы и т.д. И в молодости стиляга, и в зрелом возрасте не гнушается быть франтом.

А ещё вспомнила о его прикиде в самолете. Ну, видно, что не совсем под его вкус подобрано (хотя малиновые (или что это за цвет такой) брюки и пальто были в его вкусе). А если сравнить с тем, как он был одет, когда забирает шлем. Совсем иная картина. Крутая шляпа, костюмчик с иголочки. Щеголь ещё тот.

И тут я призадумалась. У Магнето личная швея есть? Или он сам иголочкой не только себе башку зашивает, но и наряды шьет? Когда он успел (и где) достать новый крутой

костюм захватчика мира

?

@темы: Серьёзный человек, Mutants Actually

---

Ж

Я опять чувствую себя унылым говном.

Вообще-то я постоянно пребываю в унылом состоянии, но сейчас особенно чувствую это. Обычно обострение печальки бывает раз в месяц, а сейчас оно пришло рано.

Нужно себя чем-то занять, поделать добрых дел, проспать сутки. И я стану чуть менее безотрадной.

Я планировала начать читать литературу на следующий курс и подучить немецкий, но времени совсем нет. До полудня я сплю, потом помогаю родителям в доме, потом (а это около девяти-десяти) кушаю, купаюсь, сижу в интернете до первых птиц (до четырёх). Хоть минутку нужно выкроить для своего ума. Я хоть и не деградирую, но и не приобретаю никаких новых знаний и от этого ещё унылее.

@темы: Прохладная история

---

Я опять подставляла субтитры под ДМБ. На этот раз от «Убей своих любимых». Я не буду сливать всякие скрины, просто оставлю здесь очень полюбившуюся пикчу. На все случаи жизни.

@темы: Серьёзный человек, Mutants Actually

---

Я тут увлеклась просмотром ДМБ с субтитрами к другим фильмам. Теперь у меня куча капсов и не знаю как перестать смеяться. Всё началось с «12 лет рабства». Выходило забавно, мне понравилось.

Много капсов

А потом я втянулась и попробовала совместить ДМБ с таким забавным фильмом как «Уитнэйл и я». Пожалуй, одно из любимых.

Больше капсов

А потом меня потянуло на трэш. И я вспомнила такие замечательные фильмы как «Американский пирог» и «Евротур»

Американский пирог

Евротур

Осторожно! Капсов много, хотя это даже не все (если кому нужна добавка, то кину ссылки на посты вк).

@темы: Серьёзный человек, Mutants Actually, X-Men Observer

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

У О. Уайльда есть чудная сказка "Великан-эгоист". Я читала её и внезапно в голове возникли ассоциации.

Вот краткий пересказ. Жил-был великан, очень злой и эгоистичный. И не хотел он делить с детками свой сад. Детишкам очень нравился тот сад, и сад любил детишек. Когда великан их прогнал, то деревья и цветы в саду очень расстроились. Из-за этого там не настала весна, а позже лето и осень. Великан огорчился, потому что в саду царила вечная зима. Сад перестал его радовать. Однажды детишки опять забрались в сад. И расцвели деревья, и запели птицы, и растаял снег. Великан был рад и раздобрел. Но в уголке так и осталась зима: один мальчик был слишком маленьким, чтобы забраться на дерево в том уголке. И великан ему помог. И зима наставала лишь тогда, когда весна дремала.

Это только половина. Потому что я хочу оставить замыслы О. Уайльда.

Жил был Эрик. Он был очень злым и довольно давно ничего кроме злости не чувствовал. И он не хотел пускать кого-нибудь в свое сердце. Однажды туда забрался Чарльз Ксавье. И пришло умиротворение, любовь, но в его сердце всё ещё жила злость. Только вот Эрик не помог Чарльзу полностью изгнать из своего "сада" злость, эту зиму. И вот она разрослась, почти не оставив место любви. Но в уголке всё ещё был Чарльз, он ждал, когда Эрик поможет ему забраться на дерево. Т.е. когда сделает шаг на встречу.

Обзорам:

[L]катцен[/L] <a href="http://1-9-8-4.diary.ru/p198184686.htm" target="_blank">проводит параллели</a> со сказкой Уайльда

@темы: Mutants Actually, X-Men Observer